...

Тюрьма в городе Чорткове

 известна ещё с XIX века. Она была второй по величине в Тернопольской области и обслуживала несколько южных районов. После прихода большевиков в 1939 г., числилась как областная тюрьма №2. С первых дней новой власти тюрьма была переполнена. Уже с октября 39 г. начались массовые аресты бывших чиновников, военных, крупных владельцев, руководителей общественных организаций, культурно-просветительских учреждений. Значительную часть узников в этот период составляли поляки и украинцы, наряду с русскими, евреями и другими населявшими край народами. Выполняя указания партийного руководства, с запланированным для каждой местности количеством арестованных «врагов советской власти», НКВД на допросах пытками вынуждало заключённых подписывать вымышленные ими стандартные протоколы «преступной деятельности». В марте 1940 г. в тюрьмах Западной Украины были приговорены к расстрелу 3435 политзаключённых, из них только по Тернопольской области – 822, и среди них около половины – из Чортковской тюрьмы. Следующим объектом преследований стало патриотически-настроенное крестьянство и интеллигенция. Репрессивная деятельность нарастала до июня 41 – го. Осуждённых этапировали через Тернополь в Сибирские лагеря, высшую меру приводили в исполнение на месте. Узники, которым посчастливилось пережить все муки и возвратиться из Сибири, рассказывают о быте в тюрьме и методах ведения следствия. С подследственными обращались жестоко, создавали им тяжелейшие условия. Кормили преимущественно похлёбкой из вонючей рыбы с отходами муки или крупы, предназначенными для скота.

В конце 1940 г. в тюрьме вспыхнуло восстание. О нём известно немногое. Организаторы – украинец Футрик, поляки Бартошин и Чесик были расстреляны.

Жители города не многое знали о том, что происходило за стенами расположенной почти в центре города четырёхэтажной тюрьмы. Среди рядовой обслуги были местные жители, и то, что они там видели, заставляло их хранить тайну, но кое-что уже тогда становилось явным. По городу ползли слухи, что в тюрьме происходят страшные дела. Молодой энкаведист Цисарев, определённый на жительство в дом Софии Сенькив, иногда участвовал в тюремных следствиях. Хозяйка однажды слыхала, как он во сне кричал «Дай нож! Режь грудь!». Утром спросила, что ему снилось. Ответил: «Работа».

Другой следователь постоянно приходил домой со следами крови на одежде и просил хозяйку их отстирывать.

Рядом с тюрьмой была украинская гимназия. С приходом «старшего брата с Востока» окна храма науки, выходящие в сторону тюрьмы, наглухо заколотили и тщательно закрасили двойные рамы. Соседние с тюрьмой жилые здания, как обычно, очистили от местных жителей и заселили энкаведистами и военными.

Согласно хранящимся в Государственном Архиве Российской Федерации документам, на 10 июня 1941 г. в Чортковской тюрьме, рассчитанной на 275 мест, находилось 1292 заключённых, в том числе 461 осуждённый. С 22 июня их число резко возросло, проводились дополнительные облавы и аресты «неблагонадёжных». Началось массовое уничтожение политзаключённых, сначала уже осуждённых, затем – всех «политических». Теперь, до самого отступления «советов», во дворе круглосуточно ревели двигатели тракторов, через которые всё равно были слышны выстрелы из автоматов и пулемётов.

Студент педучилища Богдан Джумага решил проверить распространявшиеся страшные слухи. Он незаметно подобрался к тюрьме со стороны расположенного рядом здания суда и услыхал крики «Спасите, убивают! Я не виновата! Что вы делаете? Бог вас накажет! Спасите!». Второй раз он взял с собой для маскировки мяч и бросил его в строну ворот. Забирая мяч под злые окрики охранника, он сквозь рокот моторов услышал крики и стоны одновремённо многих людей. Можно было различить «Господи! Убивают! Палачи!».

Приказ об эвакуации особо важных подследственных, как и везде, выполнялся плохо. В специальных эшелонах, которых не хватало, из Чорткова через Тернополь были отправлены 94 з/к, из них 65 прибыли в Верхнеуральск. Еще 470 чортковских узников, из 500 отправленных Киевским эшелоном, прибыли 16.07 41 в Чкалов. Остальные «убыли по 1 категории» (расстрел).

2 июля, перед отступлением, из-за отсутствия вагонов, из Чорткова в Умань был отправлен пешеходный этап 954 з/к. Охрана – 56 надзирателей и полурота бойцов стройбатальона. Мешки с хлебом и мукой узники несли на плечах. Жители придорожных сёл пытались передавать воду, продукты, некоторые за это были на месте расстреляны охраной. Во время бомбёжки, по пути в Каменец-Подольский, группа заключённых пыталась бежать, и также была расстреляна. Добивали упавших на дороге, обессилевших от голода и пыток. По отчёту НКВД, в пути расстреляны 123 чел. 20 июля этап прибыл в Умань. Из 64 з/к, осуждённых по бытовым статьям, были освобождены, согласно приказу, только 33, остальных - 31 поляка - оставили в тюрьме. По распоряжению Военного прокурора фронта майора ГБ Ткаченко, в связи наступлением немцев, 767 этапированных из Чорткова 27.07.41 были расстреляны и зарыты во дворе Уманской тюрьмы. В том же отчёте, датированном 31.07.41, есть фраза: «Весь надзирательский состав прибыл в Харьков. Ценности заключённых сданы в Харьковский Финотдел НКВД СССР».

После прихода немцев было проведено перезахоронение жертв Уманской тюрьмы. При этом были полностью или частично опознаны по имеющимся в одежде документам около 70 тел узников из Чорткова. Их список был опубликован тогда в газете «Краковские вести». Теперь, на основании исследований архивных документов, прессы, свидетельств очевидцев, Львовское общество «Пошук» воссоздало список 798 жертв Чортковского этапа в Умань.

То, что застали жители, ворвавшиеся в здание оставшейся без охраны тюрьмы в Чорткове – трудно поддаётся описанию. Следы пыток, обнаруженные на изуродованных телах, не соразмерны с человеческими представлениями. Об этом писали украинские и польские оккупационные газеты. В 90-е годы чортковский журналист Андрей Базалинский собрал и опубликовал в статье «Банкет сатаны» множество свидетельств жителей города и окрестных сёл об увиденном. Невозможно без содрогания читать их воспоминания. Приведём здесь лишь несколько фактов.

Горы изувеченных тел были везде - в камерах, в ямах подвалов, в трёх свежезарытых траншеях во всю длину двора, на 20-сантиметровой глубине. На поверхности траншеи палачи успели высадить цветы. В другом конце двора обнаружены два похожих на виселицы столба с крюками и натянутой проволокой, а под ними - яма размером 4х5 м. Извлечённые из неё останки были сильно разложены, их насчитали 63. Многие были связаны проволокой. В газете «Тризуб» за 7.08.1941 г. напечатаны свидетельства о том, что этих узников подвешивали и убивали электротоком.

В большой камере, предназначенной для пыток, были обнаружены орудия истязания – приспособления для ошпаривания, выжигания, прибор для пыток электротоком, ножницы, многие другие инструменты со следами крови и волос. Брызги крови и отпечатки рук виднелись на стенах. Были там и крюки для подвешивания тел.

Во многих камерах на закопченных стенах виднелись прощальные надписи с именами заключённых.

В одной из камер было встроено несколько клеток-шкафов. Запертый в такой клетке стоя, узник не мог не только сесть, но пошевелиться. В другой – прибитые к стене две распятых женщины со следами глумления. Ещё в одной под грудой тел нашли полуживого местного учителя Виктора Паляницу. Он пролежал там три дня, без воды и пищи, боясь пошевелиться. Говорили, что выжили ещё несколько человек, но отыскать их теперь не удалось. Одна из камер нижнего этажа была наполнена телами заживо замурованных узников. А посреди пустой камере второго этажа обнаружили миску, 6 ложек и записку: «Ми відійшли у небуття чи забуття, а ви залишаєтесь. Відімстіть за нас!” (Мы отошли в небытие или забытьё, а вы остаётесь. Отомстите за нас!).

В траншее, которую открыли на второй день, несколько погибших имели тёплую гуцульскую одежду, видимо, арестованы давно и переведены из Карпат, большинство же погибших были жителями окрестных сёл. Теперь удалось восстановить лишь 12 имён опознанных тогда жертв. Среди них – юная любимица города, украинская подпольщица Надя Юрчинска.

Перед самым побегом оперативники НКВД совершили ещё одно кровавое преступление: разгромили и подожгли доминиканский монастырь. Там погибли о. Х. Лонгава, монахи Р.Червинка и М. Иванычив. Тела священников и монахов А. Знамировского, Я. Мисюты, Ю. Шпирлака, А. Волковского были найдены на берегу реки.

С самого начала извлекать и переносить тела замученных в тюрьме новая оккупационная власть заставляла местных евреев. Евреи были и в кадрах НКВД. Немцы специально провоцировали население, и иногда им это удавалось: обезумевшие от горя и ужаса родственники погибших местами устраивали расправы над ничем не повинными евреями, т.к. энкаведисты сбежали с коммунистами. Вскоре немцы принялись за уничтожение евреев, многие украинские семьи их прятали и спасали.

На третий день, опасаясь заражения, немцы прекратили доступ населения и приказали останки захоронить. Извлечённые из ям и камер тюрьмы неопознанные тела складывали в большие гробы-пачки, по несколько в каждую, и грузили на подводы. Траурная процессия направлялась к церкви Покровы Божьей Матери для свершения христианского обряда, а затем - в обратную сторону, к городскому кладбищу по ул. Мицкевича. Там, за могилами Сичевых стрельцов и польских легионеров, те же евреи вырыли огромную общую могилу, в которой упокоились все обнаруженные жертвы. На освящённой могиле установили крест. Число жертв уточнить не удаётся, оно колеблется в разных источниках от 500 до 800.

После возвращения большевиков посещать это место и говорить о нём боялись. Только в годы демократизации началось восстановление памяти и могилы. Первая гражданская панихида на братской могиле была проведена обществом „Мемориал” в 1989 году. Затем была установлена мемориальная доска в сквере рядом с тюрьмой и через несколько дней безнаказанно уничтожена. В 1991 г. католическая община города, при содействии городских властей, провела перезахоронение священников-доминиканцев. Ежегодно на месте массового захоронения проводятся богослужения и митинги памяти жертв коммунистического террора. Официального документального исследование этого преступления до сих пор организовать не удаётся, как и в большинстве других пост-коммунистических местностях. Но жители Чорткова не забывают: не названное, не осуждённое зло имеет способность возвращаться, в старых и новых формах. Они продолжают бороться за восстановление правды и справедливости.